Материалы принадлежат Региональной Общественной Организации Научно-информационный и просветительский Центр «Мемориал» (НИПЦ «МЕМОРИАЛ»). Публикуется с разрешения правообладателя.
председателю
Оргкомитета Мемориал
от гр. Прокопьевой
Ксении Александровны
(270 063)
прож. в г. Одессе, на
ул. Сегедской № 8, кв. 18
Прошение
Прошу Вас сообщить мне куда надо обратиться для реабилитации посмертно моего мужа.
Прошу Вас написать мне куда надо обратиться, чтобы узнать какими льготами могут пользоваться реабилитированные люди. Я была реабилитирована в 1957 г. и являюсь инвалидом II группы.
31 марта 1989 г. Кс. А. Прокопьева
29 августа 1989 г.
Уважаемый Дмитрий Юрасов, о Вашем приезде в Одессу я узнала когда Вы уже уехали. Если Вас интересуют сведения о людях пострадавших от Сталинских репрессий, реабилитированных в 57 году и еще не успевших умереть, то я могу прислать Вам краткое описание моей трагедии, на 8 печатных страницах.
Если же Вам этот материал не нужен, то все же я очень прошу Вас ответить на моё письмо и сообщить мне где находится орг.комитет Мемориала. Я писала по адресу: Москва, ул. Чернышевского №3 инд. 125319, но никакого ответа не получила. Я хочу знать существуют ли какие-нибудь льготы для реабилитированных людей? и 2) Куда надо послать просьбу о реабилитации моего мужа посмертно?
Я инвалид II группы. С трудом передвигаюсь на костылях по квартире, сойти с 5-го этажа уже 8 лет не могу. Я инженер-архитектор. Отец мой изобретатель и ученый специалист по опытному С.Х. делу. Погиб в Соловках в 36 г. реабилитирован посмертно.
Репрессированы и отец и я были в Москве в 1933 г.
Тяжёлые заболевания начались у меня еще в Лубянковской тюрьме. А в 84 г. меня на киностудии в Одессе (Где я снималась в эпизодах и делала танцевальные постановки) — меня сбила и искалечила машина киностудии (задним ходом).
Очень прошу ответить на моё письмо. С глубоким уважением.
К. Прокофьева (Ксения Александровна)
Одесса 28 октября 1989 г.
Глубоко уважаемая Людмила Александровна, посылаю Вам краткий материал о случившейся с нами бедой в связи с репрессиями Сталинской эпохи в 1933 году.
Анкету заполню на отца, так как о репрессии мужа очень мало знаю.
К моему письму я прилагаю 3 справки: 1) О моей реабилитации в 58 г. 2) Письмо от главной военной прокуратуры о том, что дело обо мне и моем отце прекращены за отсутствием состава преступления. 1957 г.
На основании этого письма я уже 2 месяца назад послала в прокуратуру требование, чтобы мне прислали справку о реабилитации отца Евневича Александра Афанасьевича. Письмо мое переслали военному прокурору 2 отдела управления ГВП по реабилитации (119852 Хользунов переулок 14),
но справки всё нет.
3) Справку о снятии судимости моему мужу уже покойному Прокопьеву З.Н.
Просьбу о реабилитации мужа я послала в военную коллегию Верховного Суда (Воровского 15).
Они переслали в Прокуратуру Союза ССР (г. Москва, Пушкинская ул. 15 «а») ответа пока нет.
Все очные ставки на Лубянке и эпизоды, а также в лагере в Дмитрове на строительстве Москва-Волга тоже постараюсь описать.
Желаю Вам здоровья.
К. Прокопьева
P.S. Прилагаю 4 фотографии
Подпись
Уважаемая Людмила Александровна, наконец я получила от Вас письмо, где Вы пишите, что получили 2 моих.
Посылаю Вам 3 справки о реабилитации 1) отца моего Евневича А.А. 2) Мужа моего Прокопьева З.А. и 3) мою справку о реабилитации Евневич К.А.
Постараюсь заполнить анкету на себя и прислать. Одесский Мемориал помогает: Выдали мне удостоверение, прикрепили к магазину инвалидов Отечественной Войны и к пром.товар. (пользоваться не могу, так как я калека на костылях не хожу) бесплатным проездом тоже не могу)
Помогают тёплым словом, деловыми советами. Поздравляют с днём рождения и праздниками. Как хорошо, что на свете есть добрые, хорошие люди,
которые бескорыстно работают на благо пострадавших людям. Дай Бог всем вам труженикам милосердия, счастья и здоровья и долгих лет жизни.
С приветом
К. Прокопьева-Евневич
P.S. Прилагаю анкеты 2 листа
К. Прокопьева
Для составления единой картотеки репрессированных добровольного историко-просветительского общества»МЕМОРИАЛ» («За увековечивание памяти о жертвах репрессий сталинизма») просит Вас ответить на следующие вопросы. Если сведения не являются достоверными, укажите степень достоверности (не уверен, не вполне уверен). При отсутствии сведений или по причинам личного характера соответствующие графы можно не заполнять.
ОБЩИЕ СВЕДЕНИЯ О РЕПРЕССИРОВАННОМ
Прокопьева-Евневич Ксения Александровна
Дата рождения: 28 февраля 1907 г. Место рождения: г. Одесса бывшая Конная (Артёма 8).
Образование: высшее без диплома, национальность: русская, вероисповедание: православное.
Соц.происхождение: дочь служащего изобретателя, из дворян.
СВЕДЕНИЯ О РЕПРЕССИРОВАННОМ В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ
Место жительства в настоящее время: г. Одесса, ул. Сегедская, д. 8, кв. 18.
Реабилитирована в 1957 г. Телефон 63-19-05.
Имеются ли документы, письма, фотографии, воспоминания, относящиеся к сталинскому времени: подчеркнуто — письма, фотографии, воспоминания.
Лица, знающие репрессированного (родные, знакомые): одинокий сын 50 живет со мной. Есть знакомые. Родственники погибли во время блокады в Ленинграде.
РЕПРЕССИРОВАННЫЕ ЧЛЕНЫ СЕМЬИ (фамилия, инициалы, степень родства)
Отец репрессирован в 1933 г. В 1957 реабилитирован. Погиб в Соловках.
Муж репрессирован в 1930 г. В 1960 реабилитирован. Умер в 1952.
В какой помощи нуждается репрессированный: подчеркнуто — запись устных рассказов.
ИСТОЧНИК СВЕДЕНИЙ О РЕПРЕССИРОВАННОМ
Откуда получены сведения (из документов, архивов, газет, от организаций, от частных лиц, от самого репрессированного): подчеркнуто — из документов и от самого репрессированного.
Отец погиб в Соловках (после смерти т. Кирова) неизвестной смертью и где закопали?!
Дата подачи сведений: 06 апреля 90 г.
Евневич Ксения Александровна
СВЕДЕНИЯ НА МОМЕНТ 1 АРЕСТА
Место жительства: Москва, Ленинградское шоссе, дом 52
Место работы: Научно-исследовательский Институт Индустриального Жилищного Строительства. Студентка ВНСИ.
Должность: инженер, Профессия: архитектор
Партийность (не только КПСС): беспартийная
АРЕСТ
Дата ареста: 13 марта 1933 г. Место ареста: Ленинградское шоссе дом 52
Обстоятельства ареста: При обыске ничего предосудительного не обнаружено. Составлен акт.
СЛЕДСТВИЕ
Продолжительность следствия: с 13 марта 1933 г. по 08 июня 1933 г.
Место проведения следствия: Москва, Лубянка
Следственный орган: Заседание коллегии ОГПУ
Фамилии и звания следователей: никогда не знала
Краткое изложение предъявленного обвинения: ст. 58-11-4 Организация «бомбы в диване». Неразборчиво: Пулемет… под видом…
Кто ещё проходил по тому же делу: Недервель Павел Н. Студент Военной Академии Сердюк Фёдор Ф. расстрелян
СУД ИЛИ ЗАМЕНЯЮЩИЙ ЕГО ОРГАН И ПРИГОВОР
Продолжительность суда: с 13 марта 08 июня 1933 г.
Место суда: никакого суда не было и тройки я не видала
Судебный орган: Москва, Лубянская тюрьма коллегии ОГПУ
Приговор или заменяющее его решение: приговор к заключению в ИТЛ на 3 года
Дата вынесения приговора: 08 июня 1933 г. Статья: 58-11-4. Срок: 3 года.
Поражение в правах: не было.
ОТБЫТИЕ СРОКА
Продолжительность отбытия срока: с 13 марта 1933 г. по 05 июня 1935 г.
Место отбытия срока: г. Дмитров, Строительство Москва-Волга
Род занятий: Архитектурное оформление сооружений канала Москва-Волга
Лица, отбывавшие срок в том же месте: Козырев, начальник архитектурного строительного отдела
ОСВОБОЖДЕНИЕ
Дата освобождения: 05 июня 1935. Причина освобождения: Окончание срока и зачет рабочих дней.
Дата реабилитации: 07 октября 1958 г. Реабилитирующий орган: Военная Коллегия Верховного Суда Союза ССР.
Реабилитационное определение: постановление от 08 июня 1933 г. отменено и дело за отсутствием состава преступления прекращено. Евневич реабилитирована.
Номер справки: № 4Н-01359/57
МОСКВА
ул. Чернышевского № 3, 125319
Оргкомитет Мемориала
от инвалида II группы Прокопьевой,
урожденной Евневич Ксении Александровны,
проживающей в г. Одессе п/о 063,
ул. Сегедская 8 кв. 18
ЗАЯВЛЕНИЕ
Глубоко уважаемая заведующая Орг.комитета Мемориала!
Мне 82 года, я очень больна, собрала все силы, чтобы исполнить свой долг, оживить память об отце моём ЕВНЕВИЧЕ Александре Афанасьевиче погибшем в Соловках после смерти т. Кирова в 1936 году. Какой смертью умер отец до сих пор ничего не известно, так же как и где его закопали.
Случилась вся эта страшная беда в Москве в 1933 г. в январе месяце. Утром отец шёл на работу в Новлубинститут, где он работал научным сотрудником по опытному с.х. делу. Он исчез не доехав до работы. Искали его в моргах и больницах, но никаких следов.
И только меня исключили из Высшего Архитектурно-строительного института на Рождественке, где я училась на последнем курсе и приступила к диплому, исключили как дочь врага народа. Мы узнали, что отец арестован и находится на Лубянке.
В ту пору я не только училась, но и работала в должности архитектора в Научно-исследовательском институте индустриализации жилищного строительства по опытному крупно-блочному строительству на Театральной площади (потом, как я узнала, это учреждение влилось в Академию Архитектуры).
Я жила на Ленинградском шоссе, где мне дали комнатку в маленьком, опытном, землебитном домике. Родители мои жили в Измайлове, где нанимали комнату. Ночью 18 марта 1933 года на легковой машине ко мне приехал сотрудник ГПУ, сделал у меня обыск, ничего предосудительного не обнаружил, (что я подписала в составленном им протоколе) и увёз меня на Лубянку.
Сказал на 3 дня, спросят об отце и отпустят, но я пробыла там более 6 месяцев. Об отце ничего не спросили. Уже там в Лубянской тюрьме я тяжело заболела бронхиальной астмой и какими-то припадками с потерей сознания. После того как я объявила голодовку, через 8 дней меня перевели в бутырки и принесли мне приговор ст. 58 п.II и направили в город Дмитров на строительство канала Москва-Волга, в исправительно-трудовой лагерь на 3 года. Никакого суда, и никакой тройки не было, а без конца по несколько раз за ночь меня вызывали на допросы, очные ставки, требовали подписывать какие-то составленные ими доносы на моих знакомых, признания будто бы моего участия в какой-то несуществующей организации, а потом будто бы я не участвовала, но знала. Я ничего не подписывала, тогда меня растреливали, но оставляли живой. Как-то ночью вызвали на допрос, сказали, что арестовали друга моей юности, студента Военной Академии Павла Надервель. Я сказала:
— Напрасно, он ни в чём не виноват.
— А Вы можете за него поручиться?
— Да, могу.
— Подпишите, что Вы за него ручаетесь и если он признает свою вину, вы будете отвечать перед законом.
Я подписала это единственное моё показание. А через месяц он, Павел, бледный как полотно повторял за следователем как попугай каждое слово, и признавал поступки, которых никогда не совершал. Что же с ним сделали?
Чем запугали? Как спровоцировали? Я бы могла рассказать очень много о моей трагической жизни, но для этого нужна встреча с писателем, а у меня нет сил, болезнь мешает писать.
В 1935 году в г. Дмитрове, на строительстве Москва-Волга, встретила я Прокопьева Захара Андреевича и по большой любви вышла за него замуж. Он уже закончил срок и работал по вольному найму плановиком-экономистом. Нас сблизило пережитое горе.
С 1935 по 1952 год прожили мы нашу коротенькую совместную жизнь в тяжёлых условиях, на строительствах Москва-Волга, Волго-строй, Тагил-строй, Горьков ГЭСстрой. В системе МВД и электростанций. Жили мы в вагончиках, в общежитиях, в коммунальных квартирах, в одной комнате втроём с моей мамой.
В 1939 году родился сын и жили мы вчетвером. Не имея никакого имущества жили мы в большой нужде и лишениях, работая по 18-20 часов в сутки с огромным энтузиазмом, не жалея себя. Пережили много горя — войны, голодовки, болезни.
Хочу сказать, что какой бы срок не пришлось испытать большой или маленький, а освободившись человек остаётся за бортом, он угнетен, он обижен, здоровье подорвано, человек морально убит и все от него шарахались.
В 1952 году 45 лет от роду умер скоропостижно мой муж (ночью во сне). Диагноз был неверный, лечили от малярии большими дозами акрихина, который окончательно сгубил сердце. При вскрытии обнаружили очаг в лёгких величиной с куриное яйцо, что и вызвало скачущую температуру. А сердце было всё в рубцах от микроинфарктов. Ежедневные приступы, которые видели все, кроме врачей.
Я в то время была в отъезде, хлопотала о нашем переезде в Одессу, о переводе на работу на ТЭЦ. Уже была договорённость
с директором тов. Ладвищенко, уже была забронирована квартира, как вдруг телеграмма: «Выезжай немедленно, Захару плохо». А он уже лежал в гробу, чего предполагать не могла. Он умер от инсульта и инфаркта ночью один. Утром сын застал его мёртвым.
После смерти мужа и матери, которая умерла в том же году — жизнь моя закончилась навсегда. В начале очень переживая я впала в очень тяжёлое астматическое состояние. И оставшись совершенно одинокой, с малым ребёнком и без всяких средств к существованию — я целый год бызвыходно лежала (вернее сидела задыхаясь) в больнице Горьковгэсстроя. Пенсию по второй группе инвалидности 210 рублей (21 рубль (после 1961 года — примечание редактора) плюс 130 рублей (13 рублей) на сына за отца — я отдавала сыну брошенному на произвол судьбы.
Все родственники погибли во время блокады в Ленинграде от голода. А брат мой единственный в 15 лет ушёл добровольцем в Красную Армию и в 1921 году погиб в борьбе за революцию.
По распоряжению Министра меня на носилках, в сопровождении медсестры, перевезли в г. Одессу (где я родилась) и это спасло меня на время, я вышла из астматического состояния. Со строительства Горьковской ГЭС мне дали перевод на работу в Оргэнергострой — где я и работала в должности инженера-архитектора, будучи инвалидом II группы до выхода на пенсию по старости. При переходе на пенсию ВТЭК незаконно перевел меня на III-ю группу, хотя мне было уже больше 55 лет (в 1962 году Ксении исполнилось 55 лет — примечание редактора), что прервало стаж моей работы. А ведь работать было крайне необходимо, так как пенсию мне дали 60 рублей 50 копеек.
Пришлось вернуться к моему юношеском призванию, к моим знаниям и поступить на 10-ти месячные курсы педагогов по бальным танцам при доме народного творчества. В юности, в 23-м году я закончила балетную студию и танцевала в балете в театре. Закончив хорошо курсы я очень успешно преподавала в клубах, в школах и в Доме Пионеров.
Мои ученики получали первые места на конкурсах по танцеванию бальных танцев по международной программе. Имею медаль за Трудовую доблесть, 50 грамот и дипломов от разных учреждений и много благодарностей в Трудовой книжке.
Всё это было очень трудно (несмотря на огромную любовь к этой работе). Мешала болезнь, по сегодняшний день была упорной борьбой за существование, борьбой с невзгодами и болезнями моими и сына, несправедливостью, горем и одиночеством.
Приходилось совмещать эту работу с работой на киностудии, куда меня систематически приглашали для киносъёмок в эпизодах и постановок танцев в фильмах, а также я привлекала моих учеников, лучшие танцевальные пары.
И вдруг случилась беда, в 1984 году (Ксении исполнилось 77 лет — примечание редактора) во дворе киностудии меня сбила машина киностудии (задним ходом), когда я была приглашена для киносъемки и шла одеваться в костюмерную. Поломались шейки бедер и 5-ть позвонков. Меня оперировали, вбили металлосинтез в кость правой ноги. И вот уж 6-ть лет я не могу сойти на костылях с 5-го этажа. По квартире сейчас передвигаюсь с трудом на костылях, превозмогая боли. Киностудия оказать помощь мне отказалась и только через суд мне была оказана помощь.
Сейчас я собралась уже «к богу на бал», хочу успеть написать об отце, необыкновенном человеке. Никогда в жизни не встречала таких эрудированных, таких разносторонне (талантливых)
талантливых, горящих жаждой творческой деятельности людей.
Последний раз в жизни я видела его только одну последнюю минуту в тюрьме на Лубянке. Поместили меня в очень маленькую камеру — одиночку. Окон там не было, вентиляции тоже. Яркий свет электрической лампочки день и ночь, пораша. И вот началось у меня удушье, стала я стучать, просила открыть окошечко, через которое конвоиры передавали пищу. Конвоиры сжалились — открыли и вдруг слышу много шагов по коридору и знакомый голос говорит: — «Чай уже разносили?» Вижу как открывают двери в одиночке напротив той в которой я, вижу отца, худого, заросшего бородой. Собрала все силы, чтобы не вскрикнуть, не обнаружить себя, ведь это могло его убить. Окошечко захлопнули. Значит он, несчастный задыхается в этой одиночке уже 3 месяца! И больше никогда я отца не видала.
Родился отец в 1881 году в г. Одессе. Он знал 8 языков. Закончил университет физико-математический факультет и инженерные курсы в Париже. Работал по генетике в с/х, построил две опытных с/х станции на станции Жеребково в Молдавии и Брилевскую опытную с/х станцию под Херсоном, где работал директором этих опытных станций. Ночами занимался своими изобретениями, по поводу которых трижды был у Владимира Ильича Ленина, который эти изобретения рассматривал и одобрял. Он получил много патентов как отечественных так и зарубежных. В архивах Московского бриза что-нибудь сохранилось.
Кроме того, отец отлично играл на рояле всю классику на память и импровизировал. Стены были увешаны его картинами, пейзажами масляной краской. Письма писал мне только в стихотворной форме.
Перечисляю некоторые изобретения отца.
I. Культиватор-полольник в 1910 году за № 22055.
2. Газо-турбинный двигатель, отечественный 1912 года за № 21568 и Германский в 1914 году за № 249565.
3. Автоматический стабилизатор в 1914 году за № 25923 и Германский за № 631536.
4. Управление сложными механизмами на расстоянии, 1924 год, № 3880.
5. Акцелерометрический уклономер — уровень в 1925 году № 5891.
6. Электро-реле-фото-компас в 1927 году № 167.
В период заключения, находясь в Соловецких лагерях он получил патенты ещё на два изобретения (отправленных в Москву через мою мать, которая ездила к нему на свидание на Соловки), а именно:
- Устройство для уничтожения паразитических организмов на зерновых продуктах действием ультракоротких электромагнитных волн за № 44094. Авторское свидетельство опубликовано 31 августа 1935 года.
- И авторское свидетельство на устройство для улова водорослей заявлено в 1934 году, опубликовано в 1935 году.
За годы жизни напечатано много научных книг.
С 1920 года отец был назначен народным комиссаром земледелия на должность заведующего Одесским губернским отделом Областного управления по опытному делу.
Очень прошу Вас сообщить мне есть ли у Вас на учёте кто-нибудь, кто был репрессирован в 1933-1936 годах и находился в Соловках. Быть может кто-нибудь знал моего отца. Последнее письмо от отца было написано каракулями. Он писал, что из землянки, где он жил в Соловках и где мог ещё заниматься полезной изобретательской работой, его перевели в тюрьму и отобрали очки.
Больше мы о нём ничего не знали.
Прошу Вашей справедливости и милосердия, сообщите мне пожалуйста быстрее, пока я ещё существую, есть ли какие-нибудь льготы для реабилитированных инвалидов II-ой группы, которые не могут выходить на свежий воздух и обслуживать себя, превозмогая ужасные боли с трудом передвигаясь на костылях по квартире.
И это очень не справедливо, что у меня II-ая группа инвалидности, а не первая, которая мне законно положена по моим многочисленным тяжёлым заболеваниям и травмам. Хоть бы лекарства постановили выделить бесплатно! Хоть бы дали возможность один раз в год полечиться и отдохнуть в санатории! Но увы? Санатории только для здоровых, а больным и старым пора умирать. А то если дать им уход и заботу в санатории они могут умереть, а врачу отвечать! Врачи себя страхуют. Пусть умирают дома.
И какие льготы у несчастных детей этих реабилитированных родителей. Они выросли с искалеченной психикой, физически больными. Я из-за астмы каждый год лежала по 2-3 месяца в больницах, камни в желчном пузыре, в почках, стенокардия, ещё много других тяжёлых болезней. А ребенок оставался один, брошенный, предоставленный самому себе. А когда родился, декрет был месяц до и месяц (после). Потом он беспрерывно болел.
Теперь я ухожу из этого равнодушного мира. А он остаётся совершенно одиноким в этой огромной пустыне.
Затянулось моё письмо, а можно бы написать много исторических фактов о репрессиях, об условиях в тюрьмах, об аресте Ягоды, — начальника Дмитлага Фирина, начальника
архитектурного отдела Козырева и других. Но тогда надо писать целую повесть. Я же увы! Не писатель.
Прошу ответить на моё письмо. С глубоким уважением
Ксения Александровна Прокопьева — Евневич.
P.S. До того, как отца перевезли в Соловки, он был в Кеми и восстановил там музей. По подвалам и чердакам он собирал, отмывал (неразборчиво) экспонаты. Отдавал свою пайку хлеба, чтобы в музее помыли пол.
(Неразборчиво) эпизоды связанные с пребыванием в тюрьме на Лубянке и в Дмитлаге я опишу когда смогу и пришлю в Орг.отдел «Мемориала».
27 октября 89 года. Ксения Прокопьева
Глубокоуважаемая Людмила Александровна, я писала Вам, но ответа не получила. Только теперь узнала новый адрес Московского Мемориала.
А может быть Вы вообще не работаете (не бываете) в связи с рождением дочери и необходимостью ухода за ней. Я, к сожалению, была лишена этой возможности. Дектрет был месяц до и месяц после. Я оставляла его одного, спелёнотого в корзине и уходила на работу. Мама в ту пору тяжело и долго болела и лежала в больнице.
Хочу верить, что дочка Ваша уже ходит и немного говорит. Что всё у вас благополучно, что Вы здоровы!
Ваше последнее, поздравительное с Н.Г. письмо, я получила в середине января 1991 года, ответить сразу не могла, так как у меня случилась самая страшная беда, самое большое горе, скоропостижно, за сутки, умер мой единственный любимый непревзойденный сын
51 года, Валентин. У него была чистая, прекрасная душа. Он очень любил природу, цветы, листики, небо, море, музыку и всё прекрасное. Был очень начитан, эрудирован и несчастен.
Высокого роста красивый, плотный цветущий. (на вид).
12 января 91 г. утром ему стало дурно. Я вызвала скорую помощь, думала инфаркт и тут же началась рвота кровью. Врач заставил его одеться и двое медиков повели его с 5-го этажа. На (неразбочиво) он потерял сознание. Меня калеку на костылях не взяли.
В больнице не было лекарства останавливающего кровотечение и не было крови, чтобы влить. А главное не было меня с деньгами, чтобы за всё и всем платить. Я отдала его в руки палачей. Это была суббота. Я не могла найти ни машину, ни сопровождающую. Вернее мне обещала, медсестра из милосердия,
что поедет в больницу, всё узнает и приедет за мной. Но меня обманули, никто не приехал, никто мне не помог. Когда я наконец, в воскресенье утром 13 января, достала машину и сопровождающих, то Валюша уже умер! Диагноз: — «Цироз печени». «Кровотечение из варикозного расширения вен пищевода».
Но 8 лет назад у Валюши уже было такое кровотечение и его спасли дома врачи спец-скорой помощи. Врачи поликлиники никогда его не лечили и уделяли ему внимание. По специфике его работы он не имел ни времени, ни сил для лечения.
За 3 дня до его смерти, я вызывала Вале лучшего врача из поликлиники. Она ничего не поняла и ничем не помогла, сказала «надо в больницу». Но не написала направление. Он сказал, что ему дурно, что он теряет сознание. Она ему велела сдать анализы, подозревала у него воспаление легких, сказала сделать рентген. А он ходить не мог!!
на пустынном, делёком кладбище мы его похоронили 15 января 91 г.
Никогда я не прощу себе, что не смогла быть с ним до последней минуты его жизни. А после поминок 13 (18?) января 92 г. (91?) стало ещё хуже.
Дорогая Людмила Александровна, пришлось письмо прервать, так как я тяжело заболела и совсем не могу ходить, хожу на костылях, да и то дважды упала. Было тяжелое сотрясение мозга, разбила лицо, до сих пор синяк и кровоподтеки.
И тут вдруг получила Ваше письмо. Очень была рада и благодарна Вам. Я всё ещё продолжаю мучительно существовать. Страдаю физически и духовно. Инвалиды сейчас брошены на произвол судьбы. Пенсию вовремя не приносят, сумма денег всегда разная и не понятно какая она должна быть. В СОБЕС дозвониться не возможно. Просто никто не берет трубку.
Моя «квартирантка» прописанная у меня Исполкомом, группой опеки, доставляет мне много огорчения и обид. Она очень груба. На каждую мою просьбу отвечает визгливыми скандалами. Совершенно бездуховна и жестока. Меня обманули и не сказали, что она работает и учится, а что же остается мне по уходу?! Всё в основном делает для себя и с нетерпением ждёт моей смерти. По неряшливости забивает ванну (канализацию). Приходится по 7 дней вызывать слесаря и в этот раз я звонила даже в Исполком, чтобы прислали слесаря. Недавно (и первый раз за всю мою жизнь) ко мне зашли из СОБЕСА и сказали, что я в числе тех, кому наметили помощь 100 р. в месяц, но конечно, простояла я там в очереди 3 часа посланницы ничего не получили. Неделю назад, позвонили мне
из Исполкома, из общества инвалидов, сказали, что хотели мне помогать как инвалиду I группы, но поскольку я осмелилась прописать девушку — никогда и ни чем мне не помогут. Помощь от СОБЭСА по уходу у меня отобрали давно. Выяснилось, что моя квартира нужна была для родственницы Зав.Собесом. Я же вынуждена была согласиться на прописку этой особы так как её тётя обещала мне помочь поставить памятник сыну. Чего я на костылях и совершенно больная сделать не могла будучи совершенно одинокой.
За памятник я завещала ей 4000 р. и положила на книжку. Кроме того, я завещала ей все мои вещи и обстановку и в том числе пианино. Очень сожалею, что ничего радостного я сообщить Вам не могу.
Вот, правда помогает мне милосердие, пока оно существует. Называется оно Программа Заславского Л.А. Вице-президент Юрий Александрович Петренко.
Всемирный клуб Одесситов» ВКО субсидируют программу помощи жертвам политических репрессий на Украине.
В этой организации всего 3 человека, организатор и опытная медсестра, которая 2 раза в неделю приходит на 2-3 часа и помогает духовным общением и исполняет деловые поручения, пишет историю моей трагедии, поддерживает морально. Организация помогает и материально. Но скоро Маргарита Владимировна уедет в Москву на постоянное место своего жительства и останусь я совсем сиротой.
Вы пишете, что надо уметь радоваться. Я совершенно с Вами согласна и для Вас это просто естественно! У Вас есть для кого жить, за кого бороться, кого любить. Вы, слава Богу, можете ходить, любоваться природой, обслуживать себя и любимых. Дай Вам Бог счастья и пусть Он Вас хранит.
Мой брат, 15 лет ушёл добровольцем в Красную Армию в гражданскую войну
погиб без вести и я не знаю где его могила.
В 35 г. отца убили в Соловках. Как? Где могила — не знаю!
В 52 г. приезжаю по вызову мамы муж мой 45-и лет от роду лежит в гробу. Строительство Горьковгэсстр не работает.
В 53 г. иду домой с работы, встречают люди — ваша мама умерла!
Остались мы вдвоем с кровинушкой моей — я инвалид II группы и без всяких средств и никого близких. Год пролежала в больнице. Перевезли на носилках в Одессу на родину. Сын брошен совершенно один. Наконец получила комнату 13 кв.м, вызвала сына. Вся жизнь была бесконечной борьбой за него и с его бедой. Прожили в этой коммуналке13 кв.м с его женой 6 лет. Добилась расширения, свой угол 10 кв.м комнату. Сын и его жена развелись, прожив 11 (?) лет. Наконец я поменялась и на двухкомнатную самостоятельную квартиру и перевезла его. Всё это время я инвалид II группы работаю и лежу в больницах. Бронхиальная
астма меня истерзала и многое другое. Теперь наконец у него тишина покой мой (плохой) уход. Уют. Всё для него. И никого я в жизни так не любила, так не желала как его, мой тонущий не защищенный кораблик! Никто никогда не был духовно ближе, любимее, дороже.
В январе 91 г. его не стало, его погубили бездуховные, жестокие враги, потому что не было около него меня с деньгами!
Всё за, что я боролась всю жизнь рухнуло и погибло. Уже нет квартиры, нет вещей, нет на свете близких. Даже если меня снесут на руках с 5-го этажа — то на кладбище, на могилку поехать невозможно, (нет) ни бензина, ни машины). Не смотря на мою просьбу, товарищи сына, которые его хоронили, забыли забронировать для меня место.
Сколько же может пережить один человек?!
Дорогая Людмила Александровна, простите, что в этот весенний день, я отнимаю Ваше время на чтение этого письма.
Если будет у Вас желание — напишите мне о себе, о дочери, какая она? Какой характер?Какой Ваш избранник? Как живётся в Москве? Какие новости и перспективы для инвалидов? И реабилитированных?
Желаю Вам здоровья, счастья, силы и Веры.
С приветом. К. Прокопьева.
15 апреля 92 г.
