Марина Копрова
Часть 6 Цветаевский костёр, Таруса и окрестности.
Цветаевские костры в Тарусе проходят с 1986 года, в первый раз это было спонтанное и даже в некотором роде протестное мероприятие — приехавшие в Тарусу любители Цветаевой оказались перед запертой дверью культурного центра, с которым была договорённость о проведении вечера в канун дня рождения МЦ. Цветаева была не то чтобы под запретом, но почти, и самые активные из собравшихся пошли в лес и зажгли там костёр, решив более никогда не связываться с учреждениями, разрешениями и т.д. Ну а потом наступили другие времена, перестройка, свобода передвижения, и от Тарусской искры запылали цветаевские костры не только в российских городах, но и по всему миру. Кажется самый младший брат Тарусского огня зажегся недавно в Уганде.
Я о Тарусском костре в первый раз услышала от одного из руководителей подмосковных походов выходного дня. Он сказал, что водил туда группу, и я как-то представила, что все у костра ночуют в палатках . Когда через несколько лет приехала сюда (на велосипеде) — оказалось, что с палаткой я одна🙂 Мой друг выкопал где-то в интернете фотографию с того давнего костра (9 лет назад это было). Приехала тогда сюда не просто так, а одержимая идеей прочитать у костра цветаевскую поэму «Новогоднее», которой просто бредила. Теперь-то я понимаю, что чтение целой поэмы (да ещё и с очень сложным текстом) — не костровой формат. Но руководивший тогда здесь Борис Мансурович Мансуров (третий слева на фото) предоставил мне слово, заявив, что такoе необычное действо очень уместно на юбилейном 30-ом костре! Тогда ещё и микрофона не было, читали в кричалку-рупор. Так что вообще удивительно, что кто-то меня расслышал и воспринял сложнейший гениальный цветаевский текст. Вот с «расслышавшими» мы и стоим на этой фотографии у догорающего костра, остальные тогда уже разошлись.
С тех пор стала уже тут своей —»костровитянкой», ко мне привыкли, и привыкли в том числе к тому, что я читаю как правило не очень удобоваримые, не очень удобочитаемые цветаевские тексты, потому что люблю их больше всего. Дело в том, что у Цветаевой сложность текста заключается не в том, что там что-то интеллектуально зашифровано (как у Мандельштама например), она обусловлена потрясающей концентрацией, сжатостью, почти катастрофической эмоциональной насыщенностью, которая не позволяет договаривать предложения, а иногда и слова до конца. Но если «расчитать», принять в себя эти удивительные стихи, они разворачиваются, а иногда и взрываются у тебя внутри. Раз испытав этот удар, чувствуешь потребность попадать под него снова и снова, всё остальное по сравнению с этим кажется пресным.
Цветаевский праздник в Тарусе проходит в первые выходные октября, (потому что 8 октября — день рождения МЦ) и костром он завершается. Он включает в себя много всяких мероприятий, но я стараюсь не пропускать (кроме костра) научные чтения в музее семьи Цветаевых. Это всегда интересно, приезжают представители всех или почти всех цветаевских музеев, которых сейчас уже девять кажется, а также представители цветаевского клана, например из США приезжает внучка Анастасии Цветаевой Ольга Трухачева. Бывают очень интересные выступления «цветаеведов» (в том числе и зарубежных) с новыми взглядами на какую-то часть обширного и разнообразного цветаевского наследия.
Так было и в этот раз.
Но кроме чтений в музее в субботу (первый день праздника), я попала ещё на одно интереснейшее мероприятие. Виктория Яншина, нынешний руководитель костра, показала документальный фильм, снятый ею 25 лет назад в Московском цветаевском музее (для телевизионного канала Балашихи, где она тогда работала) Главные герои этого фильма — легендарные уже теперь личности, подвижники, благодаря которым московский цветаевский музей вообще существует, это здание должны были снести. Нo пожалуй главное, что сильно впечатлило — это атмосфера, глаза выступавших и слушателей, способ говорить … Как говорится, cейчас такого не носят. Атмосфера cвободы, которой повеяло с экрана, произвела на меня почти шоковое впечатление.
Ну а в воскресенье на берегу Оки ( совсем рядом с тем местом, где я ставлю палатку) как всегда в 12:00 началось главное — костер! (Фото здесь в основном Виктории Яншиной и Алёны Трубицыной, спасибо им огромное)
Среди тех вещей, что я приготовила к чтению, был отрывок из цветаевской Поэмы Конца, написанной ровно 100 лет назад, в 1924 году. Именно из этой части взял эпиграф к своему стихотворению Пауль Целан, немецкоязычный поэт, который считается самым значительным поэтом послевоенной Европы. Стихотворение это называется «И с книгой из Тарусы», оно входит в сборник Целана (посвящённый памяти Мандельштама), впервые вышедший на русском языке в этом году в переводе Алёши Прокопьева, руководителя семинара по Целану, в котором и я принимаю участие. Книжечка путешествовала со мной в рюкзаке в течение всего похода, и теперь я её с опаской извлекла из полиэтилена с риском промочить под начинающимся дождём. Кстати «следы» Цветаевой в этой книжечке не исчерпываются одним стихотворением. Целан её очень любил (стихи имеются в виду, лично МЦ он не мог знать) и называл сестрой.
Дождь постепенно разошёлся, но ни загасить огонь, ни разогнать собравшихся ему было не под силу.
После традиционного совместного пения кострового гимна на мотив «Милая моя, солнышко лесное» предоставили свободный микрофон всем, кто еще хотел бы выступить. Ну и я тоже — ещё захотела😊 — стихотворение семнадцатилетней МЦ:
…
Всего хочу: с душой цыгана
Идти под песни на разбой,
За всех страдать под звук органа
и амазонкой мчаться в бой;
…
Люблю и крест, и шелк, и каски,
Моя душа мгновений след…
Ты дал мне детство — лучше сказки
И дай мне смерть — в семнадцать лет!
И наконец — заключительная фотография.
Тропинка от костровой поляны к центру города идёт по берегу Оки мимо камня, поставленного здесь по воле МЦ, на нем написано: «Здесь хотела бы лежать Марина Цветаева»
На следующий день погода была неплохая.
Собрала палатку и двинулась в сторону Серпухова вдоль реки Таруски, впадающeй в Оку. На высоком берегу Таруски — кладбище.
Подошла к могиле Ариадны, дочери Марины Цветаевой и Сергея Эфрона, на памятнике написаны их имена. Когда-то, когда я была здесь первый раз, сочинились стихи:
*
Одна на всех могила.Глыба камня.
Цветы и яблоки —Тарусы нежность…
И липы старые склонились, Аля,
Как мама над тобой в далеком детстве.
Все правильно —здесь не нужны портреты.
Просторно именам на камне этом.
Сквозь ветви —высь светла и неоглядна.
Всё высветляет боль. Спи, Ариадна.
Остаток дня побаловал хорошей погодой.
Но на следующий день снова пошёл дождь, и я вышла на шоссе к автобусной остановке. Сделала здесь последнюю фотографию — как раз выглянуло солнышко.
Этой скользящей улыбкой солнца из-под нахмуренных облачных бровей и запомнились последние минуты похода.
Кстати Цветаева любила и ценила пеший ход, у неё есть стихотворный цикл, который так и называется «Oда пешему ходу». А в одном из её писем есть такие слова: «К путешествию у меня отношение сложное и думаю, что я пешеход, а не путешественник. Я люблю ходьбу, дорогу под ногами — а не из окна того или иного движущегося. Еще люблю жить, а не посещать, — случайно увидеть, а не осматривать.»
Этими словами, с которыми совершенно солидарна, я хочу закончить рассказ о своём почти двухнедельном путешествии.
Осенний поход на стыке Московской, Тульской и Калужской областей, волонтёрство у Толстого и костёр у Цветаевой:
Часть 1 Приокские приключения на пути в Ясную Поляну
Часть 2 Волонтёрство в Ясной Поляне
Часть 3 От Ясной Поляны до Барсуков
